Справка об авторе:
- 2011-2013 - советник главы МИД, исполнительный секретарь Совета экспортеров
- 2013-2014 - советник вице-премьер-министра по гуманитарным вопросам
- 2015-2016 - Директор департамента по стратегическому планированию и евроинтеграции
- с октября 2016 - директор по коммуникациям и международному сотрудничеству «Укренерго»
Объясните какой смысл разделять энергетическую и обычную дипломатию?
Хороший вопрос. Я много лет связан и с энергетикой, и с международной сферой. Систематизировал знания, которые получил и в посольстве Украины в России, и в МИДе, и в Минэнергоугля, и сейчас в Укрэнерго. Накопилась критическая масса информации.
Десять задач энергодипломатии, о которых я пишу, это не какая-то абстракция. Это направления, которые я лично пропустил через себя на практике. Например, энергодипломатия может дать, как я это назвал, эффект макроэкономического выравнивания. Т.е. мы можем отойти полностью от негативного сальдо в нашей торговле.
Есть ли конкретные расчеты?
Если посмотреть на структуру торговли за 2016 год, то у нас около 20% товарооборота — импорт энергоносителей. Это в свою очередь давит негативно на валютный курс, и мы имеем нестабильную национальную денежную единицу.
Сегодня лишь два основных фактора влияют на негативное сальдо торговли. Это энергоносители и это импорт машин и оборудования. И если второе заменить крайне сложно — мы отстали там на много десятилетий в технологиях и знаниях, то с энергоносителями проще.
Огромнейший негативный баланс мы можем ликвидировать, если идти по этим десяти задачам. Я в этом абсолютно уверен. Если, конечно, все делать с умом и правильно.
В книге проанализированы возможности сотрудничества с 45 странами мира. Посчитано это в денежном выражении и учтены все плюсы и минусы реализации предложенных политик в течение последних пяти лет. Мы можем даже не в ноль выйти, а в плюс 4-5 млрд долларов экспорта через пять лет! Это, конечно, очень амбициозно, но в принципе реально.
За счет чего?
Первое. Энергополитика должна быть направлена на привлечение инвестиций: в upstream (в разведку и добычу газа, - ред.), в нефтепереработку. В те отрасли, которые являются существенными компонентами формирования негативного сальдо внешней торговли.
Например, у нас 8 млн тонн — рынок нефтепродуктов в прошлом году. И это только официальная статистика. Из них около 2 млн мы произвели сами. Все остальное — это чистый импорт. В принципе, если мы правильно займемся энергодипломатией, то сможем за счет инвестора запустить тот же Одесский НПЗ. Конечно, мы как импортировали нефть, так и будем ее импортировать, она будет «сидеть» в торговом балансе. Но добавленная стоимость останется в стране. Это важно.
То же самое по upstream. Уверен, то там сокрыт огромнейший потенциал для внутреннего роста. В советское время Украина была одним из лидеров по добыче газа, а когда открыли месторождения в Сибири, то проекты в Украину свернули, она осталась неприоритетным направлением. Для этого нужны лишь три компонента: капитал, т.е. инвестиции, новейшие технологии и прозрачные правила игры.
Сегодня мы импортируем в год около 15 млрд куб м газа, добывая внутри страны 20 млрд. Эта цифра может увеличена, причем существенно. Для этого нужно просто пустить ведущие мировые компании в upstream, убедить их вновь обратить внимание на Украину. Как раз в этом и лежит задача дипломатии.
Второе - поддержка энергетического машиностроения и сопутствующих отраслей (трубной промышленности, проектирования сложных объектов и т.д.). Это единственный наш шанс закрепиться в энергетической сфере стран Латинской Америки, Африки, Ближнего Востока и частично Азии. У нас другого конкурентного преимущества больше нет в этих регионах. И успех наших компаний в этой сфере может открыть многие страны и по многим другим направлениям.
Разве доноры и стоящие за ними страны поддержали бы такое видение? Разве им нужен конкурент на рынках того же энергомашиностроения?
Любая страна будет стараться защищать своего производителя. Это нормально. Но и мы должны бороться за интересы наших компаний. Послы других стран активно помогают компаниям из своих стран за рубежом. И у нас тоже так должно быть.
И дипломатическое сопровождение – это лишь один аспект такой поддержки. Нам уже пора, наконец, создать экспортное агентство и реально помогать экспортерам. Мы говорим уже про это десятилетиями. Но нужно поставить наконец точку в дискуссиях и проявить политическую волю.
Более того, мы должны для себя принять решение, какой именно развивать экспорт. Очень хорошо, что Минэкономразвития недавно представила новую экспортную стратегию – это однозначно шаг в правильном русле. Но следует решить, какие акценты мы делаем, на кого мы тратим деньги и свои усилия. Пока же создается впечатление, что в приоритете – малый бизнес (мед, соки, орехи и т.д) и ориентация на европейский рынок.
Это, конечно, неплохо. Но мультипликатор там ниже. Другой вопрос – энергетическое машиностроение и смежные отрасли, для которых европейский рынок – абсолютно не приоритет. Эффект от такой поддержки будет гораздо выше – и не только экономический, но и геополитический.
Что имеете ввиду?
Мы можем под ключ браться за масштабные проекты в других странах. Например, «Укринтерэнерго» в 2000-х годах почти полностью построила всю гидрогенерацию Вьетнама. Это малоизвестный факт. Компания выиграла тендер и создала консорциум из больше 100 украинских компаний.
Мы можем закрыть полный цикл реализации проектов – от строительства теплоэлектростанций до газопроводов и подземных хранилищ газа.
Например, у нас есть компания «Котлотурбопром», которая проектирует и строит тепловые генерирующие блоки. Госпредприятие «Энерготяжмаш» делает конкурентоспособные генераторы. Государственный «Турбоатом» делает надежные турбины для тепловой и гидрогенерации, а также для атомной сферы. Частные предприятия «НПО им. Фрунзе» выпускает проверенные временем газокомпрессоры. А «Запорожтрансформатор» - продает всему миру свои автотрансформаторы. И этот список можно продолжать дальше и дальше.
У нас есть колоссальный опыт строительства линий электропередач, сложных объектов энергетической инфраструктуры.
Но частные компании не организованы. Очень мало компаний умеют работать на внешних рынках. Им легче взять субподряд, чем попытаться взять сложный проект «под ключ». Ибо нет опыта, нет доступа к дешевому кредитованию, нет экспортного страхования, сложное валютное регулирование.
Поэтому таких успешных историй, как история «Укринтерэнерго» во Вьетнаме, у нас больше нет. Но они должны быть. И без поддержки государства сделать это будет невозможно.
"Мы бы могли говорить о планке до 8-10 млрд. дол в течении 5 лет - если бы были способны предлагать хорошие проекты и осваивать деньги"
Чтобы сюда зашли инвестиции, нужно решить много внутренних проблемм: вопросы коррупции, верховенства права и т.п. Это вряд ли вопрос дипломатических усилий.
Энергодипломатия — это не панацея, а инструмент. Конечно, если не будет вообще инвестклимата в стране, заниматься всеми десяти направлениями в энергодипломатии будет практически невозможно.
Но это не значит, что нужно сидеть сложа руки и не привлекать инвестиции.
Одна из важных функций энергодипломатии — как раз-таки привлечение денег в энергетический сектор Украины. И есть три основные пути.
Первый — донорские деньги. Сегодня только лишь для развития так называемой институциональной способности ключевых стейкхолдеров – Минэнергоугля, НКРЕКП, Госэнергоэффективности доступны в течении пяти лет более 170 млн. долларов грантовых денег. Это огромные деньги, которые в разы превышают годовые бюджеты этих госорганов на содержания своих коллективов.
Но данная сумма может быть гораздо выше. Например, мы не работаем с той же Канадой по энергетике. У нас есть Австралия, которая в принципе готова давать гранты и проявила несколько лет назад небывалую политическую поддержку Украине. Южная Корея также не активна в этой сфере, но могла бы быть вовлечена в разные проекты.
Второй путь — это кредиты. Основной кредитор украинской энергетики - международные финансовые организации, благодаря которым возможно переворужение отрасли. Если бы не эти кредиты – мы бы так и остались на уровне СССР по уровню техвооружения в секторе.
Сегодня кредитный портфель МФО – более 3 млрд дол США, огромные деньги в масштабах нашей страны, да еще взяты под низкие проценты. Пока активно работает четверка банков – Всемирный банк, ЕБРР, ЕИБ и KfW. Но этот список можно расширять - например, за счет азиатских финансовых институтов: Государственного банка развития Китая или же Японского агентства по международному сотрудничеству JICA.
Но здесь есть другая проблема - выборка денег маленькая. Если бы мы правильно и вовремя все выбирали бы, то кредитный портфель мог бы быть гораздо больше. Думаю, мы бы могли говорить о планке до 8-10 млрд. дол в течении пяти лет, если бы были способны предлагать хорошие проекты и осваивать деньги.
И третий путь – привлечение иностранных инвестиций. Пожалуй, это самое сложное направление. Но и тут оно тоже делится на две составляющие. Это инвестиции больших игроков (мейджоров). Таких инвесторов нужно лично заводить, в ручном режиме. То, что сейчас хочет делать или делает Борис Ложкин и его Национальный инвестиционный совет. Но таких мега проектов потенциально осталось очень мало.
В энергетике я вижу лишь реально три-четыре проекта: покупка части оператора ГТС, приватизация «Центрэнерго», приватизация недостроенной шахты «Шахта №10 «Нововолынская», достройка 3-ого и 4-ого энергоблока на Хмельницкой АЕС. Плюс, если будет такое решение, продажа стратегическому инвестору части «Укргаздобычи». Потенциально интересным может быть реализации одного-двух инвестпроектов в «зеленой энергетике» установленной мощностью 500-1000 МВт. В принципе все.
Крупные игроки будут заинтересованы в участии в этих объектах, даже без оглядки на бизнес-климат, потому что маржинальность большая. Все равно страна будет развиваться, есть перспектива развития этой инфраструктуры и тд. Более того, приход крупных инвесторов так или иначе в целом будет влиять на изменение в лучшую правил игры, только за счет эффекта масштаба.
А вторая составляющая инвестиций — это инвестиции частного бизнеса в частный сектор. Здесь самое сложное направление, потому что добиться всплеска инвестиций без изменений правил игры в целом, без реформы судебной системы невозможно.
Уже были крупные инвесторы — Chevron, Shell — многие ушли...
Согласен, это чистый «fail story»: мы завели мейджеров, а они ушли. Правда, они покинули страну не только из-за каких-то просчетов Украины или же нашего инвестклимата. Была и глобальная проблема по сланцевому газу: кроме США и Канады нигде сланцевый газ не получил такого развития. В других странах проекты «не взлетели». А когда драматически упала цена на нефть и все поняли, что нужно сокращать издержки, естественно активы в Украине, с ее инвестклиматом, ситуацией на Востоке страны, попали под нож.
Я думаю, в целом это было неверное решение входить в месторождения нетрадиционного газа. Полагаю, если бы тогдашнее руководство страны предложило бы интересные участки по традиционному газу (где реально есть хорошие запасы газа), то и результат был бы иной.
Нужно открывать для инвесторов в первую очередь именно месторождения традиционного газа, здесь самый большой потенциал, и он огромен. Именно это и должно быть основной стратегией ухода от зависимости от России в поставках газа.
«В энергодипломатии нам нужен некий парикмахер, который сумеет подстричь все торчащие в разные стороны кончики волос и сделать хорошую единую прическу»
В книге Вы отстаиваете тезис о необходимости общей координации сферой. Что имеется ввиду?
Должна быть скоординированная работа всех ведомств и ключевых госкомпаний в реализации четко намеченных задач на внешних рынках в энергетики как минимум на пять лет вперед.
Разве нет сегодня такой координации?
Нет. Говорю это открыто и со знанием дела. В Украине Министерство энергетики системно не общается с МИДом и наоборот. АПУ также стоит в стороне от ключевых международных энергетических вопросов. Посольства живут своей жизнью, потому что не имеют обратной действенной связи от «центра». Более того, другие ведомства – Минэкологии, Минэкономики, те же спецслужбы – вообще не интегрированы в общий процесс разработки и принятия решений.
Плюс у нас еще очень сильно присутствует личностный фактор, когда кто-то кого-то персонально не любит, или наоборот симпатизирует, или специально сдерживает, потому что чувствует конкуренцию.
Всего этого не избежать, но можно этим процессом грамотно управлять. Поэтому я считаю, что нам необходимо создавать Институт специального уполномоченного Украины по международным энергетическим вопросам. Извините уж за простоту, но нам нужен некий парикмахер, который сумеет подстричь все торчащие в разные стороны кончики волос и сделать хорошую единую прическу. Без нее, с торчащим в разные стороны копной волос, попасть в этот элитный клуб стран, которые умеют реализовывать энергодипломатию, невозможно.
Главный посыл моей работы – заниматься энергодипломатией нужно комплексно. Только тогда можно достичь тех результатов, о которых я говорил выше. Стокгольмский арбитраж, Нордстрим-2 – это, безусловно, серьезные вызовы, но это лишь часть общей мозаики проблем. И ей всей нужно заниматься.
Поэтому если мы хотим играть в эти серьезные игры, то должна быть и серьезная координация. При особенностях нашей страны это скоординировано может быть только человеком, которого уполномочит президент. И у которого будет карт-бланш - хотя бы на этот пятилетний период. И который будет встроен в систему Администрации Президента.
Условно говоря, энергетическая дипломатия должна стать любимой «игрушкой» нашего президента, его увлечением. И должен быть тот, кто может превратить все эти увлечения и мечты в реальность.
В России это проходили – и Путину это не сильно помогло. Он пытался поставить Европу в зависимость от поставок газа. И когда Европа это поняла, она быстро начала перестраиваться на альтернативные источники, на альтернативные поставки.
Согласен. Газовые кризисы 2006-2009 годов полностью переформатировали карту газа в Европе, подтолкнули Брюссель к разработке и внедрению своих знаменитых энергетических пакетов. Более того, Путин так же рассорился с Туркменистаном, когда там взорвали газопровод. И фактически он потерял влияние в газовой сфере в части Центральной Азии.
Но, тем не менее, «Северный поток» реализован. Это, безусловно, масштабный проект. Россия за последние десять лет расстроила нефтяную логистическую инфраструктуру на Балтике (в Усть-Луге, БТС-2), и перенаправила основной поток своей нефти мимо Украины, Белоруссии и Литвы. «Росатом» совершил серьезный рывок в глобальном позиционировании (сегодня его портфель заказов – более 110 млрд. долларов).
То есть нельзя сказать, что у них нет результатов энергодипломатии. И Путин этим занимается, понимая геополитическую важность энергетики. А вся госмашина заточена под это. Считаю, что подобный подход к энергодипломатии нужен и нашей стране.
Возвращаясь к вопросу координации, почему все-таки вы видите спецуполномоченного именно в президентской вертикали?
Все очень просто. МИД с его архитектурой посольств находится под президентом, СБУ, СВР тоже. А без них энергодипломатия – как парусник в безветренную погоду. Они все тоже должны плотно участвовать в работе. Потому что есть очень много тонких, «закрытых» вещей, о которых я даже не могу до конца говорить.
В пуле, конечно, должно быть Минэнергоугля, и даже Институт стратегических исследований – который может быть базовым институтом для разработки решений в этой сфере. Этот Институт по закону обслуживает президента и его администрацию и СНБО. То есть в этих реалиях единственная координация может быть при президенте.
Такой уполномоченный человек должен обладать рычагами, его должны слушать. Чтобы не повторилась ситуация, как при Викторе Ющенко — в свое время (2008-2009 гг.) подобную работу там пытались делать Богдан Соколовский с одним или двумя помощниками. Но тогда это не сработало, потому что один в поле не воин, даже если ты очень активен.
Я предлагаю схему, когда каждое ведомство делегирует одного сотрудника, создается группа стратегических советников — единая команда, скажем, человек 12, плюс персонал бек-офиса. Всего человек 20-25.
Конечно же, нужно привлекать базовые учебные заведения в этой сфере – Институт международных отношений КНУ им. Шевченка, межуданародный факультет ЛНУ им. Франка, а также негосударственные «мозговые центры» для выработки разных решений и наработки идей. Вот того мы сможем выйти на результаты, о которых я пишу.
Но главное – регулярный доступ к президенту и его персональная вовлеченность в принятии стратегических решений. Без этого ничего не будет.
Почему это нельзя делать в вертикали Кабинета Министров? Например, в виде специального вице-премьера по этим вопросам?
Это не сработает. У Премьера есть риски с точки зрения стабильности и жизненного цикла. И это внешняя политика, в которой задействован МИД и послы, которых назначает президент.
Хотите говорить с Катаром, с Турцией по СПГ, с Китаем или Кореей по привлечению инвестиций, например, в строительство третьего или четвертого энергоблока на Хмельницкой АЭС за их деньги с их технологией? Не вопрос. Но готовься к тому, что на это потребуются несколько лет. Потому что это игра в долгую. Будет ли эти несколько лет один и тот же премьер у власти у нас или нет? Большой вопрос. Но президент будет.
Еще хуже ситуация с вице-премьерами, которые заходят в правительстве по политической квоте. Сегодня ты в обойме – отлично, а завтра все может поменяться. В энергодипломатии так нельзя. Поэтому лучше, если это будет президент и президентская вертикаль.
А почему первому лицу должно быть интересно направление энергодипломатии?
На Западе есть очень важный подход к формированию своей политики лидером государства – сколько ты как президент или премьер можешь создать рабочих мест. Для нас это чуждо, но это абсолютно верный посыл.
То есть если ты занимаешься привлечением инвестиций, то это реально рабочие места, добавленная стоимость, а, значит, развитие страны.
На самом деле наш нефтегазовый комплекс, как я уже говорил, имеет колоссальный потенциал. Это добыча газа, нефть, ее переработка. Развитие энергетической инфраструктуры внутри страны – это тоже рабочие места и стабильность экономики. Промоутирование экспорта энергомашиностроения и другой сопутствующей продукции – это также дополнительные рабочие места и стабильные зарплаты внутри страны.
Геополитика – тоже фактор. Ведь что такое украинская газотранспортная система? Сейчас у нее основная функция - транспортировать газ с востока на запад, из России на запад. Но если увеличить добычу собственного газа на 20 -30 млрд кубов (я думаю, что это абсолютно реальные цифры, которые можно меньше чем за 10 лет достичь и реализовать, если правильно этим заниматься - системно, честно, без коррупции), то у нас может получится профицит газа. И уже с этой газотранспортой системой, да еще с огромными подземными газохранилищами (самые большие ПХГ в Европе после России), с высокой ликвидностью, с новым либерализированным рынком газа – мы становимся серьезным игроком, который влияет и на позиции России в Европе.
Я уже не говорю про направление СПГ - в идеале нам конечно же следует на юге страны построить СПГ-терминал. Но это супергеополитика, высочайший уровень дипломатии, о которой мы пока себе не можем и помыслить.
В геополитическом плане колоссально важный шаг – интеграция нашей энергосистемы с объединенной энергосистемой ENTSO-E. Мы находится реально в шаге от исторического момента - подписания договора о присоединении. И если мы это сделаем уже в этом году, то в 2022-2023 гг. мы станем частью энергосистемы Европы. Это другая парадигма, другие стандарты качества, другая электроэнергия.
Это даже важнее, на долгосрочную перспективу, чем реверсные поставки газа. Реверс - это супер, это серьезный результат, который нам был очень нужен именно тогда и сейчас, чтобы оторваться от России. А так мы говорим об «игре в долгую»: мы заходим на европейский энергорынок, интегрируемся.
И здесь важен даже не столько фактор России: это нужно больше нашей стране, поскольку возникнет конкуренция на внутреннем рынке электроэнергии и наконец-то уйдет монополия, например, того же ДТЭКа в тепловой генерации. Это тоже очень немаловажный фактор.
"Нельзя не принимать вообще никаких решений. А пока так и происходит"
А если все останется, как есть. Что мы можем делать в энергодипломатии здесь и сейчас?
Только поверхностные и точечные вещи, без «длинных» проектов.
Вы поймите, все проекты, которые требовали «игры в долгую» и предполагали скоординированную работу нескольких ведомств – все на грани провала или провалены.
Приведу пару примеров. Китайский кредит в 3,6 млрд долларов под 7% годовых под госгарантии на строительство четырех заводов синтезгаза в Украине не выбран. Мы подписали соглашение еще при Януковиче, в 2012 году. Главный реципиент этого кредита — НАК «Нафтогаз Украины». Прошло без малого четыре с половиной года, а они не смогли по разным причинам, в том числе объективным, его выбрать и представить согласованные внутри страны проекты.
Потому что там не только один НАК участвует: там и Минэнергоугля, и Минфин, и Минэкономики. В результате в прошлом году продлили проект до конца этого года. Но если мы его не возьмем, я считаю, что мы реально для себя закроем Китай вообще на много лет с точки зрения энергетики. На государственном уровне точно.
Потому что на самом высоком уровне договаривались, потом несколько раз подтверждали договоренности, а, в конце концов, получается, что не в состоянии его взять. И самое страшное, что и альтернативу не предлагаем. Не можем взять 3,6 млрд долларов, ну хоть давайте возьмем 300-400 млн долларов, покажем динамику и желание. Нельзя не принимать вообще никаких решений. А пока так и происходит.
В своей работе вы также говорите о критической ситуации вокруг японской турбины на Трипольськой ТЭС.
Да, это второй вопиющий кейс — так называемый проект демонстрации японских технологий. Лидеры двух государств договорились, что японцы поставят в Украину бесплатно турбину японской Toshiba для электростанции. Подписали межведомственные меморандумы, японцы сделали аудит станций, выбрали Трипольскую ТЭС «Центрэнерго» в качестве пилота. Условия простые – они бесплатно ставят турбину, она три года работает, а потом переходит в собственность украинской стороны. Цена вопроса - 60 млн долларов. Все согласились. И вот уже два с половиной года эту турбину никто не может взять. Потому что все боятся, что пройдет приватизация «Центрэнерго», и турбина окажется в частных руках, не знают, как все правильно оформить и т.п. Японцы пока что оттягивают и оттягивают проект, но рано или поздно решат, что не о чем с нами говорить, если мы даже турбину взять не можем. Хотя «демонстрационный проект» однозначно открывал бы возможность для финансирования японской стороной более сложных проектов.
Последствия таких провалов — это прекращение сотрудничества и по другим направлениям. Эти примеры показывают, что Украина как страна не в состоянии реализовывать даже средней сложности проекта, я уже не говорю про проекты высочайшего уровня. Полное отсутствие мотивации у всех участников процесса. Почему? Потому, во-первых, нет ответственности, во-вторых, нет координации и стимулирования работы.
Система не работает, она дает сбои. И это уже колоссальные репутационные риски для страны. Потому что в этих страна эта информация тоже накапливается. Готовится визит нашего президента, например, в какую-то страну. Там же тоже готовят первых лиц. Проходятся по всем проблемным вопросам. И вот первому лицу другой страны говорят: «слушай, они не могут три года взять бесплатную турбину». Он удивляется, ведь на прошлой встрече уже это обсуждали и обо всем договорились. Как вы думаете, какое будет отношение к нашим обещаниям, к нашим инициативам?
Откуда знаете о том, что об Украине думают за границей?
Когда я работал помощником министра иностранных дел в 2010-2012 гг., то объехал с ним больше дюжины стран, в том числе весь Персидский залив. Был на переговорах с эмирами и когда они говорят, что есть нарекания по украинской технике, по качеству образования и дипломов, и при этом жалуются, что мы к ним приезжали с теми же вопросами пять лет назад, но ничего не менялось и не делалось – то это звучит как холодный душ. Сидя в их тихих кабинетах ты вдруг осознаешь, насколько по-другому видится наша страна со стороны, не из Украины.
То есть недовольство накапливается и поднимается наверх. А поменять отношение потом очень сложно. Именно так и формируется репутация, как положительная, так и отрицательная.
Все крупные контракты в странах Латинской Америки, Ближнего Востока или Африки, как правило, на контроле у первых лиц или приближенных к ним высокопоставленных чиновников. И если ты показываешь себя с хорошей стороны, то могут открываться новые перспективы - новые контракты, новые сферы сотрудничества и т.д.
Это тонкая работа, в которую вовлечены десятки компаний и сотни людей. На самом деле государство должно создавать условия, открывать двери, дальше – компании работают, но их надо поддерживать, грамотно сопровождать, как дипломатически, так и политически.
Координация нужна. Критически нужна. Есть с десяток проблем, которыми надо заниматься. В этом году и в следующем. Иначе у нас будут большие проблемы. Все эти проблемы и задачи перечислены в «Стратегиях энергетической дипломатии Украины» и озвучены мною публично.
Есть ли еще неудачные примеры?
Еще один негативный пример — так называемая секторальная бюджетная поддержка ЕС в размере 45 млн евро для украинских стейколдеров в энергетике, которая, как я понимаю, под угрозой срыва. В свое время были согласованы критерии, которые выполняешь, и все – получаешь деньги ЕС. Конечно, это далеко не просто, но абсолютно реально. Когда я работал в Минэнерго, мы часть критериев выполнили и получили один транш на 5 млн евро. Насколько мне известно, эти деньги так и лежат на счету Минфина. Они не освоены. И европейцы просто задают вопрос: мы вам выделили деньги, которых достаточно для содержания министерства, регулятора, Госэнергоэффективности вместе взятых несколько лет подряд. Вы можете лучших людей нанять. Почему деньги не используются?
Дальше. Я уже говорил про 170 млн долларов донорской помощи, которые сейчас доступны в течение пяти лет на развитие институциональной способности украинских стейкхолдеров в энергетике. Это огромный финансовый ресурс, который, кстати, тоже тратится не всегда разумно. Проблема в том, что проекты техпомощи тоже длительные, в результате начинают их одни, потом приходит новая команда в министерство или агентство и вообще с трудом понимает, что это за проект и что с ним делать. Поэтому очень часто проекты живут своей жизнью, а их бенефициарии – своей. Тратятся миллионы долларов на бесконечные публичные обсуждения, дебаты, публикации, а эффект от этого с точки зрения изменений в секторе – минимален. Потому что в первую очередь нет спроса на продукт со стороны тех, кто принимает решения.
"Нужен функционер, но с виденьем и желанием менять систему. Таких людей в Украине очень мало, буквально пару человек"
Есть ли хороший пример работы системы координации энергополитики? В каких странах?
Конечно. В книге приведены несколько примеров, как координируются вопросы международной энергетической политики в США, в ЕС, в Великобритании и Литве.
Скажу сразу – там тоже не все идеально, проблема конкуренции и нескоординированной политики есть и в этих странах. Поэтому часть из них и пошла путем наделения определенных официальных лиц спецполномочиями.
Лично мне нравится, как эта система работает в США. Там есть Специальный уполномоченный по энергетическим вопросам в Госдепе (до недавнего времени это был Амос Хокстайн). У него большой картбланш, при каждом большом посольстве есть представители от Министерства энергетики США. Спецуполномоченный активно перемещается по всему миру, участвуя в ключевых переговорах и отстаивая в первую очередь национальные интересы США. Тот же Амос Хокштайн активно помогал и Украине в стратегических вопросах, например, по реверсу газу, обеспечении финансирования его закачки в сложные моменты 2014-2015 гг.
А в чем заключается национальные интересы США в этом конкретном случае?
Полагаю, в том, чтобы Украина смогла продемонстрировать, что способна диверсифицировать маршруты поставок газа и избавиться от критической зависимости от России.
Возвращаясь к примерам координации энергодипломатии за рубежом, у Великобритании спецуполномоченного нет. И я считаю, они много теряют от этого - потому что нет публичного влиятельного лица, который бы представлял Соединённое Королевство за рубежом.
У них тоже были в свое время трения между внешнеполитическим ведомством и профильным энергетическим министерством. В результате они пришли к консенсусу и создали в министерстве энергетики совместный департамент, который совместно и формируют и который занимается международной энергетической политикой. Но и он не принимает ключевые решения. Ключевые решения принимаются на заседаниях специально созданного межведомственного комитета, куда входят сразу несколько ведомств.
Может такой формат жизнеспособен и в Украине?
Нет, у нас он не сработает. Слишком сложно для нашей страны - в свете полной дискоординации и нежелании никого брать инициативу и ответственность в свои руки. Плюс, как я сказал, минус этой системы – нет публичного высокопоставленного лица, который бы представлял эти вопросы за рубежом.
И последний вопрос: о персоналиях. Кого Вы видите тем человеком, который может возглавить направление энергетической дипломатии?
Это должен быть человек, понимающий энергетику (хотя и не обязательно энергетик) и со стратегическим виденьем. Который может генерировать абсолютно новые комбинации и идеи. Но он должен понимать дипломатию, должен понимать, как функционирует государственная система, как работают посольства, чем они дышат и как устроены. И его должны воспринимать за рубежом.
В наших реалиях это не должен быть ни в коем случае политик. Здесь нужен, конечно, функционер, но с виденьем и желанием менять систему. Таких людей очень мало, но они есть, буквально пару человек в стране.
Что касается кадрового наполнения на среднем уровне, то нужно 30-50 специалистов, в возрасте 30 лет или 30+. Их надо обучить, чтобы они занимались этим в министерствах (МИДе, Минэнергоугля, Минэкологии, аппарате спецуполномоченного, в ключевых госкомпаниях). На это уйдет три года, если начинать сейчас. А начинать надо.