ГоловнаСуспільствоЖиття

Про ветеранів

Зона, как ни странно, научила меня терпимости. Там рядом со мной находились старики, в годы войны участвовавшие в нацистских карательных акциях. Убивая себе подобных и, как правило, беззащитных, они выживали.

Разумеется, в зоне они твёрдо стояли на пути исправления и выполняли все соответствующие ритуалы: следили за нами, антисоветчиками, посещали политзанятия, где младшие офицеры МВД путанно рассказывали им о достижениях СССР во внутренней и внешней политике, никогда не жаловались на сгнившую до зеленого цвета рыбу и червей в так называемом борще. За это свое примерное поведение они имели возможность получать от родственников внеочередные продуктовые посылки и закупку товаров в лагерном ларьке на 9 рублей в месяц. Мы, не ставшие на путь исправления, были рады и 3 рублям.

Лагерь *Пермь-36*
Фото: urokiistorii.ru
Лагерь *Пермь-36*

Большей частью это были белорусы. Украинцев было меньше. Жили рядом с нами и статные, жизнерадостные старики каратели из стран Балтии, в свое время служившие в дивизии СС. Они регулярно получали посылки, смачно ели сало у тумбочки в бараке. Помню и нескольких карателей из особых, этнических подразделений германского СС, калмыка Дорджиева и армянского курда Томояна. Русских коллаборантов было несколько, несмотря на массовое участие попавших в немецкий плен русских солдат в военных и карательных акциях немецкой армии. Это казалось мне странным, пока я не вспомнил о судьбе армии генерала Власова. Власовцев в лагерях, как правило, не содержали, их расстреливали почти сразу же после пленения.

Но были в зоне и другие старики. Так мы называли украинских и балтийских партизан, солдат УПА и «лесных братьев», имевших срок наказания в 25 лет. Бывшие нацистские полицаи и эсесовцы для советской власти были, по-видимому, социально близкими, и получали только 15 лет. Мне, сыну закончивших свою войну в Берлине фронтовиков, воспитанному в черно-белом понимании военного прошлого, пришлось определиться. Определиться внутренне, не отказываясь от прошлого мамы и отца. Мне было важно понять: с кем же я? Кто эти люди, явно не вписывающиеся в моё понимание черно-белой истории?

Наблюдая их поведение, слушая их невесёлые рассказы, я вскоре осознал: мои нарастающие симпатии к солдату УПА Дмитру Басарабу и лесному брату из Латвии Иварсу Грабансу нисколько не противоречат опыту моих родителей. Более того, я укрепился в тихой мудрости моего отца, члена КПСС с 1925 года, часто говорившего мне, подростку о том, что и Сталин, и Гитлер – страшное, вселенское зло.

Позднее, подружившись со мной, Иварс Грабанс рассказал мне о том, что основной причиной его бегства в лес было желание спрятаться от вновь вернувшейся в его страну советской власти. Его хотели призвать в армию. Он, юноша, уже понимал главное: и Гитлер, и Сталин для него чужие. Враги. А еще он рассказал мне, как западные радиоголоса убеждали население балтийских стран в том, что скоро западные войска освободят их от советского ига. Он, как и многие другие, в это верил. Не зная, что суждено ему скрываться от советской власти и нормальной жизни целых 15 лет. А потом еще 15 лет сидеть в лагерях. Никто их, балтийцев, не освободил. Так было…

Мои родители, прошедшие войну с первых до последних её дней, рассказывали мне правду о ней. Не только о героизме простых солдат, но и об изуверских приказах советских военноначальников, спокойно отправлявших на бессмысленную смерть тысячи солдат. О жестоком маршале Жукове, о не менее жестоком генерале Мехлисе. Тогда, в 60-ые годы это было антисоветской клеветой. Затем мне многое, очень многое рассказал мне Виктор Платонович Некрасов, воевавший под Сталинградом.

Поэтому я готов был принять и другую правду. Не советскую. И принял её. В 1975 году, находясь на профилактическом допросе в пермском КГБ, я, узник уральского политического лагеря, неожиданно, по инициативе работавшего со мной тогда полковника Розанова, вступил с ним, бывшим фронтовиком с искалеченной ногой, в диалог о повести «Сотников» белорусского писателя Василя Быкова. Он, ветеран войны, заговорил со мной о цене предательства. Это был искренний диалог, такой редкий в тех стенах. Я видел, как этот испорченный постоянной ложью немолодой советский человек, хочет оттолкнуть от себя очевидное, но неприятное ему. Мы говорили спокойно и долго, я приводил примеры из своей лагерной жизни, о которой он, без сомнения, знал почти всё. Иногда он пытался возражать, слабо, неуверенно. Потом резко поменял тему.

Прошли десятилетия. Розанова нет в этом мире. А я изредка продолжаю этот диалог. Но сейчас у меня другие аргументы. Я рассказываю ему о другом предательстве, причиной которого является всё тот же инстинкт самосохранения. О его коллегах. О бывших офицерах украинского КГБ, легко и быстро меняющих политический окрас. О бывших карателях, прежде убивших Стуса, Марченко и иных, сегодня ставших профессиональными патриотами в моей стране.

Фото: Макс Требухов

Я был арестован в 1972 году. Задолго до этого в политических лагерях Мордовии отбывали свои годы заключения высокопоставленные каратели из окружения Лаврентия Берии. Да, рядом со своими прямыми жертвами, эстонцами, украинцами, литовцами, латышами. Были среди них, сталинских карателей и этнические евреи. Странный и очень страшный вопрос я задаю себе: многие ли из них, профессиональных палачей, отказались бы служить в гестапо, умерь психопат Гитлер свой антисемитский пыл?

Действительно, страшный вопрос… Мой лагерный товарищ, 25-летник Йонас Матузевичус как-то рассказал мне, что его мать, немолодую литовку, тайком носившую еду своему прятавшемуся от советской армии сыну, арестовали и отправили в Сибирь два молодых еврея, соседи, старшие братья ставшей потом известной в СССР певицы Нэхамы Лившицайте.

Знаю, от многих выживших свидетелей знаю: активными советскими, да и постсоветскими ветеранами были совсем не рядовые солдаты и младшие командиры, победившие Гитлера. Выжили, в большинстве своём, другие: каратели из заградительных отрядов и СМЕРШа. В начале 80-ых, в сибирской ссылке мне довелось формально познакомиться с местным судьёй, интеллектуально ограниченным человеком, выносившим решения не по книгам советских кодексов, а по потрёпанной общей тетради, где его рукой было выписано всё самое необходимое для совершения советского судопроизводства. Ранее, в войну он служил в заградительном отряде, стрелял по своим же, советским штрафникам.

Все они ветераны. И тот судья, и полковник Розанов, и недавно умерший в Ровно полковник КГБ Борис Скляр, профессионально убивавший партизан-бандеровцев. Все. И дорогие моему сердцу Виктор Некрасов, Дмитро Басараб, Иварс Грабанс, Йонас Матузевичус. Такая у нас, увы, история.

Семен ГлузманСемен Глузман, дисидент, психіатр
Читайте головні новини LB.ua в соціальних мережах Facebook, Twitter і Telegram