Их не судили. Ну, как же можно судить психически больных людей, ведь это не они, а их болезнь, как правило, шизофрения, заставляла их сомневаться в достижениях советской власти, требовать какой-то непонятной свободы слова, а то и пытаться бежать из СССР сквозь тщательно охраняемую границу.
Их лечили. От неправильных политических и религиозных убеждений, от сомнений, от горячего желания читать недозволенное. Их содержали в специальных психиатрических больницах системы МВД СССР рядом с реально психически больными убийцами и каннибалами. Рядом, в тех же тюремных, а не больничных камерах.
Там было страшно, очень страшно. Уже потом, в период горбачевских гласности и перестройки Мыкола Плахотнюк рассказывал мне о своих муках психиатрического узника… И я, профессиональный психиатр и многолетний узник политлагерей, сказал себе: я был на курорте, на настоящем курорте, не понимаю, как он, Мыкола, выдержал ТАКОЕ…
Почти нет зафиксированных на бумаге воспоминаний. Они хотели забыть тот кошмар. «Лечебными» комами, шоками, мощными нейролептиками, голодом, ежедневным наблюдением разрушенных болезнью, опустившихся убийц и каннибалов, жестокостью уголовников-санитаров и, увы, жестокостью врачей и медицинских сестер разрушали личность каждого из этих вполне здоровых людей. Там, в больницах-тюрьмах, их доводили до состояния «овоща». К счастью, временно, обратимо. Когда я попросил моего коллегу (он был врачом-фтизиатром) Мыколу Плахотнюка еще раз рассказать о своих мучительных днях и ночах психиатрического лечения, он категорически отказался.
Сказал: «После того моего интервью я не спал несколько месяцев. Я вернулся в прошлое. Это было ужасно. Прошу вас, не мучайте меня. Дайте мне возможность забыть…»
В книге воспоминаний Плахотнюка почти ничего нет о психиатрии, о девяти мучительных годах его жизни.
Все выпускники немецких медицинских факультетов знают о страшных грехах немецкой медицины. В том числе и о тотальном умерщвлении психически больных, о так называемой нацистской эвтаназии. Все выпускники немецких юридических факультетов знают о чудовищных правовых актах нацистской власти. И о нацистской практике правоприменения. Все выпускники гуманитарных факультетов в ФРГ, в первую очередь – историки, знают о мрачных реалиях становления нацистского режима, его преступлениях, его конце. Их, молодых немцев, иммунизируют историей. Надеясь не допустить повторения зла.
У нас, бывших советских, всё не так. Мы стараемся не знать свои грехи. Не помнить зло, причиненное нами своим соотечественникам. Молодым психиатрам никто не рассказывает о жертвах психиатрического произвола в СССР, об Анне Михайленко, Леониде Плюще и Мыколе Плахотнюке. Вероятно, ничего «такого» у нас не было. Парадоксальная мы страна, я, бывший узник КГБ, дважды выступал перед курсантами академии Службы Безопасности Украины. Говорил, ничего не смягчая, откровенно и жестко. Но я, профессиональный психиатр, ни разу не был приглашен рассказать о злоупотреблениях психиатрией в СССР будущим врачам. Молодые украинские психиатры вполне могут заболеть жестокостью. Они не иммунизированы.